Наверное, стоило бы удивиться, испугаться или на худой конец просто выругаться. Но слишком уж давно у Бьякурана это перестало получаться. С того самого момента, когда двое посланников судьбы, скрыв лица в плотных тенях капюшонов, вручили ему сущую безделицу – кольцо Неба Маре. Ключ к восьми триллионам вселенных, к бесконечному множеству развития событий, вариантов, перспектив, возможностей… В какой-то мере Джессо считал себя даже мастером спорта по прыжкам в иные реальности, но сейчас пришлось усомниться в своей квалификации – впервые за все время переход произошел до такой степени коряво и неожиданно. Пестрый калейдоскоп кусочков иной вселенной острыми осколочными краями врезался в сознание, заполнял своею бессмысленной массой, не желая складываться в пристойную картину техногенного людского муравейника. Искаженные, изуродованные сбившимся воспрятием лица детей, напоминающие тонкие изломанные ветви руки их мамаш, смех, резкий, пугающий, как предсмертный крик дикой птицы. Словно тисками сдавленные виски, семдесят секунд без возможности просто вдохнуть…

Всего-то фонтан, в чистой и прозрачной воде которого отражается бледное, напоминающее скорее фарфоровую маску лицо. Собственное, к великому счастью. Влажные и в то же время практически ледяные пальцы отпускают выложенный голубым камнем бортик – в таком состоянии для полного  счастья не хватало только самопроизвольно туда бултыхнуться. Глаза все еще пытаются сфокусироваться, но суть уже ясна – торговый центр, знакомые японские иероглифы на вывесках. Огромное количество коренных жителей, снующих туда-сюда в конце концов.

Из процесса осмысления происходящего Джессо выдернули слишком уж внезапно. Звонкий и пронзительный, чуть испуганный голосок Блюбелл, заставил резко обернуться, тут же поймав очередной спазм, казалось уже отступившей головной боли. На мгновение на лице белоснежного нарисовалась совсем не привычная глазу, жесткая и пугающая гримасса – почти пресловутый двадцать пятый кадр, мозг не успел зафиксировать картинку, а ощущение тревоги осталось.

Вместо неугомонной и милой в своем непослушании девчонки перед ним стояла… Нет, все та же Блюбель-чан, просто подросла чуток, лет этак на пять, внезапно даже для самой себя. И если по себе Бьякуран не успел заметить никаких серьезных изменений, кроме пугающей даже его самого бледности, вызванной жесткой “посадкой” в новом мире, то у голубоволосая красавица была близка к панике.

Это только если вас зовут Тсунаеши Савадой, то при наступлении критических ситуаций нужно бежать куда-то сломя голову в одном лишь нижнем белье. Бьякуран просто улыбается и делает вид, что пусть и частично, но ситуация находится под контролем. Для улыбки из разряда “все идет по плану”, было пока слишком мало фактической информации о месте их пребывания.

-А тебе идет, Блюбель-чан… Какая жалость, что Закуро-кун сейчас тебя не может увидеть, – небрежно, с улыбкой, даже расслаблено на сколько это возможно. Если начальство не напрягает ситуация, то подчиненным сам бог велел прекратить панические настроения.

Парочка нецензурных, крепких оценивающих словечек, которые бы уж точно произнес несдержанный хранитель Урагана Маре, слишком явственно всплыла в воображении. Больше всего Закуро озаботит  тот факт, что подопечную все равно придется одевать насильно, иначе вся работа полетит к чертям.

То, что рядом с фонтаном не оказалось больше никого из Погребальных Венков оставалось фактом, плохим или же хорошим, Бьякуран еще не успел понять. С одной стороны, свои люди везде пригодятся. Но вот то, что кто-то смеет распоряжаться не только его личной и неприкосновенной персоной, швыряя в будушее, а еще и, возможно, всем списком офицерского состава, оставляло в душе смутное чувство какого-то вселенского заговора.

Тонкие  пальцы ложатся на макушку девчонки, и привычно ерошат волосы, совсем как вчера, когда она пряталась за босса, избегая заслуженного подзатыльника  старших товарищей.

– Мы всего лишь на экскурсии по 2011 году, Блюбелл-чан.

Яркий и безвкусный кадендарь, отмеченный этим промежутком времени и правда висел на одной из витрин маленького книжного магазинчика.

Система координат, по которой в виде мерцающих  точек передвигались  сейчас хранители колец Маре стала более или менее определена. Неизвестна лишь самая малость: сколько, где и, главное, зачем?

-А мне нравится идея свалить все на рыжего-бесстыжего Шо-тяна…

Ладонь Джессо легла на плечо русалочки, чтобы привлечь ту поближе к себе, согревая. Неосмотрительно с его стороны, учитывая то, что пальцы до сих пор неестественно белели от холода, выделяясь даже на фоне общей белоснежности Неба Маре. И не сказать, чтобы боссу было некомфортно на легком сквозняке кондиционеров, тело еще не пришло в себя после перехода, а ощущения возвращались постепенно, одно за одним. Форменная куртка, впрочем, все равно оставшаяся сиротливо валяться на кровати, не спасла бы девчушку от холода и недоуменных взглядов в придачу. Хотя одно уже  то, что милому капитану Погребальных Венков Кике каким-то неведомым образом удалось все же надеть на капризную малышку ночную сорочку, было достойно уважения. Или Закуро все же преувеличивает неугомонность Блу, пытаясь скрыть за этим отсутствие успехов на воспитательном поприще.

То, что оставаться на месте нельзя, было таким же ясным, как и этот день, судя по проблескам где-то за толстыми голубоватыми стенами современного торгового зала. Но с босым полуодетым испуганным ребенком, не привлекая внимания, уйти довольно сложно. Ими может заинтересоваться любой охранник, а вот объясняться, кем они друг другу приходятся в отсутствии документов, будет занятием не из приятных.

"Но я ничего не решаю ведь, вот... так что, Бьяку, давай ты тоже думай". Официальное разрешение на мыслительный процесс заставило улыбнуться. Бьякуран скользил задумчивым взглядом по стеклянным стенам магазинчиков, в которых, словно в аквариуме, зачем-то двигались люди, что-то выбирали, расплачивались и уходили. Были ли у Джессо деньги? Хороший вопрос, можно ли считать шелестящие бумажки, находящиеся в кармане всеобщим эквивалентом, который можно обменять на любой необходимый товар? То место, где они сейчас стоят, может называться как угодно и принадлежать любому государству. В ходу тут могут быть как специфическая местная валюта, так и денежные знаки иных государств, при чем совсем не обязательно доллар США. Мало ли какая страна после второй мировой войны могла занять доминирующее положение? Да и имело ли место быть тут данное событие?

-Для начала мы просто уйдем со сквозняка, Блу, – почти пропел Джессо, скрывая за беззаботно растянутыми словами раздражение.

Буквально через пятнадцать метров пестрел детский магазинчик – ярко, броско, маняще. Вот уж где голубоволосая непоседа должна просто растеряться от притягивающих взгляд нехитрых детских сокровищ. Сначала больница, затем жизнь среди истинных Хранителей Маре. Дети должны воспитываться родителями, а не боевыми офицерами.

У полок с мягкими, сахарно-милыми медвежатами и лопоухими белыми зайчатами, Джессо отпустил воспитанницу, шепнув на ухо, что скоро будет. Хотя в то, что она его все-таки услышала и, главное, поняла, надежды было мало. В любом случае он планировал вернуться еще до того, как Блубель заметит его отсутствие. Ведь спросить у продавца о том, где располагается ближайший обменный пункт и попытаться перевести завалявшиеся в кошельке евро в местную валюту, было делом не хитрым. Благо каким-то магическим образом при каждом перемещении Джессо находил общий язык с окружающими, понимая любые наречия нового мира, и так же свободно на них изъясняясь. Хотя, почему так происходит, он и сам плохо понимал, считая данную способность частью дара избранного хранителем Неба Маре.

>>> Отель Renaissance Ginza Tobu

Стеклянная реторта торгового центра встречает юную принцессу одурманивающе-сладковатым вихрем пропущенного через кондиционеры воздуха и безудержным гамом толпы, что подобно вязкой жиже закупоривают уши и наполняют черепную коробку сотнями чужих голосов. По левую руку от дивы семилетняя девочка дергает мать за руку, по-видимому выпрашивая игрушку или угощение, чуть подальше – высокий юноша с броского плаката рекламирует содовую безупречной улыбкой, а неподалеку от рекламного баннера меряют шагами атриум и выискивают цепкими взглядами очередную жертву вездесущие промо-менеджеры.

Буквально на входе, близ остекленного поста охраны, Юни сталкивается взором с парочкой девушек-подростков в ярко-розовых нарядах – те буквально баррикадируют проход, оттеснив диву к ближайшей клумбе с раскидистой пальмой. Отработанная за три года улыбка ядовитой змейкой вспыхивает на губах и химе бессловно извлекает из сумки маркер – немое восхищение в чем-то похоже на машинальную улыбку, его принцесса узнает с дистанции в несколько метров. Фанатки щебечут по-своему – Юни не знает языка Японии, но это совершенно не строит лишних языковых барьеров – буквально тут же в протянутых блокнотах появляется изящно-размашистая подпись юной дивы. Следом за автографами, быстро скрывшимися в клатчах подростков, в сумку Неро отправляется маркер – на память пара фото да звонкий, задорный смех.

Юни Джильо Неро давно заметила, что ей сложно стереть миловидную улыбку с тонких губ после встреч с преданными меломанами – чисто рефлекторная дурная привычка. Приятный тихий осадок вспыхнул на дне глаз сладковато-прозрачной поволокой, оставив привкус сахарной ваты из детства, и Юни бодро зашагала к небольшой витрине, кричащей радужными оттенками явно сладких угощений.

– О, а я вас знаю, – улыбчивый японец лет тридцати за прилавком коктейль-бара говорит на чистом английском и молодая звезда наигранно удивленно приподнимает брови, избавляясь от черных стекол очков на переносице. Юни вновь безотчетно отдается ощущению иррационального счастья – просто от возможности существовать вне серых рамок бытовых дней.
– Да? – химе негромко смеется и удивленно взирает на высокий прозрачный стакан и его содержимое, переливающееся полосками разных цветов густого фруктового коктейля. Японец с улыбкой кивает, и обернувшись Неро замечает большой рекламный баннер со своей не менее голливудской, нежели на постере с содовой, улыбкой.
– Вы скоро выступаете? – между делом обращается к Юни реализатор, а та лишь загадочно прячет взгляд и пытается отыскать в прайсе цену за приготовленное угощение.
– Да, через неделю. Вы не...
– Сто пятьдесят пять йен, – понимающе прерывает японец и тут же оговаривается: – Только местной валютой.
Юная Неро замирает на секунду и бегло ищет глазами ближайший обменный пункт – о том, чтобы разменять купюры заранее она и не думала. Улыбчивый японец тем временем придвигает высокий бокал ближе к краю стойки и заговорщически подмигивает, отвлекая химе от сосредоточенного поиска.
– Для маленькой дивы коктейль в подарок, а если Вы ищете обменный пункт, то он сразу же налево от сувенирной лавки, – Юни смущенно краснеет, пряча в сумку кошелек, и улыбается в ответ – по негласному правилу для нее доброжелательность стала обменной монетой в любой стране.
– Обещайте, что я увижу Вас на своем концерте, – сжав пальцами пластиковый бокальчик и заливисто рассмеявшись, химе спешит к обменнику, позволив себе лишь раз обернуться и помахать ладошкой гостеприимному японцу.

Юни отдает себе отчет в том, что для нее все происходящее лишь игра, но нисколько не тяжкий труд. Она верит в то, что люди будут ее слушать до тех пор, пока она сама хочет делать то, что делает. Когда дело становится в тягость, оно теряет свой шарм – вот во что свято верует маленькая Лилия. Каждый раз, натыкаясь взглядом на баннеры с рекламой своих выступлений, Юни подсознательно давит в себе глупую улыбку – ей нравится ее стиль жизни со всеми его плюсами массового обожания и минусами повсеместного контроля.

У автомата с логотипом международного банка Неро сталкивается плечом со статным юношей – едва не выронив герметично-запечатанный стакан химе поднимает глаза и чуть ли не оседает на пол. От блондина пахнет сахарной ватой, загадкой и завуалированной угрозой. Тонкие черты лица, фиалковый игривый взгляд и броская тришула на бледной скуле – как призрак из прошлого. Дива отступает на шаг и почему-то подсознательно гонит прочь видение своих назойливых снов, не верит глазам – рефлекторный страх сменяется безотчетной радостью в ошарашенной улыбке и льдисто-синей бездне взгляда.
– Какая... приятная встреча... – только и может выдавить из себя шокированная химе, все еще не веря в реальность такого далекого мира, дверь в который Фортуна закрыла для нее три года назад.

Отредактировано Yuni Giglio Nero (11 декабря 16:52:10)

– Искала следы призрачного прошлого, – вместе со свистящим шепотом на губах юной дивы расцветает алой розой поистине добродушная и радостная улыбка. Джильо Неро уже не боится. Давно. Для времени нет понятия "хватит" – боль утрат со временем остывает, обращаясь рубцами на рваных ранах, а страх даже перед самым злостным тираном или диктатором с годами утихает, забывается. Время лечит. Время не верит им.

Юни на мгновение запинается, замирает – скользит острым льдистым взглядом по чертам лица, запоминает взгляд и манеру поведения, выуживает из памяти старые образы и пополняет их утерянными деталями – сахарным ядом фальшивой улыбки, лиловыми искрами, тонким ароматом орхидей. Бьякуран для Принцессы кажется неживым, каким-то ирреально выдуманным – юная Химе опасается, что это не больше, чем обман зрения, злая шутка уставшего разума. Циничная иллюзия, проделка Тумана, хотя до Лилии не доходило слухов о существовании всесильных колец – единственное, о чем исправно докладывали информаторы, это таинственная семья Кагеши, внушительная и монополизировавшая всю одиозную отрасль организованной преступности. Исправно. Вплоть до одного прекрасного сицилийского утра около полугода назад.

Черная Лилия робко касается кончиками пальцев рукава неуставной футболки, пробегается пальцами по предплечью – выпадает из реальности. Если ломать хрупкий образ циничного морока, то до конца – разбивая хрустальный замок от непрочного основания до летящих, невесомых пик острых башен. Юни припадает к груди юноши, утыкаясь носом в пропахший сладким ядом орхидей хлопок и сцепив кольцо тонких рук с опасно кренящимся пластиковым стаканчиком.

– Я не верю. Три года прошло. Три года... – на долю секунды бывшая глава Black Spell закрывает глаза. Прошло 36 месяцев, больше даже, с тех пор, как она очутилась в чужом мире. Она мечтала об этом, в какой-то мере, поначалу она была счастлива, но другая реальность предложила юной Химе дорогой выбор – славу в обмен на постоянное одиночество. Юни не лгала – она искала. Международные спецслужбы, организации, связи, тонны ненужной и пустой информации. В этом мире не существовало мощного синдиката Мильфиоре, не было белоснежного лиса, не было Гаммы, Тазару и Нозару, не было Генкиши и разношерстного сборища Погребальных Венков. В этом мире повисла немая тишина.

Юни размыкает слабую хватку и отстраняется – на нее это не похоже. На языке крутится вопрос "где моя семья?", вертится острое "как ты здесь очутился?" и ревностное "почему я не знала?" Юни отнюдь не простила Бьякурана, как бездушного лидера Тысячи Цветов, нет, но сейчас Бьякуран Джессо – олицетворение жизни, дверца в которую захлопнулась для нее давным давно, открыв сотни других дорог. Юни избрала путь на вершину Олимпа, избрала мимолетное торжество славы и неминуемое забвение. Она заплатила достойную цену.

– Три года назад какой-то сбой, сродни сбою изобретений клана Бовино или устройства переноса Мильфиоре, забросил меня в этот мир, – юная дива слегка поджимает губы и машинально косится на поблескивающую змейку обвивших запястье часов. Десять минут, вероятно, прошли уже давно, а может быть и нет. Для Юни это драгоценные секунды, подобные срочному разговору по телефону с обрывающимся балансом – хочется сказать так много, не зная наверняка когда прервется тонкая ниточка связи. Джильо Неро поднимает взгляд на свое улыбчивое изображение с идеально оттонированной кожей и грамотно наложенным макияжем – баннер словно бы ехидно посмеивается над своим прототипом, заставляя Юни улыбнуться в ответ. – Это невероятно долгая история.

– В этом мире, кажется, нет такой реалии, как Пламя Посмертной Воли, – говорит юная Химе, понизив голос – теперь ей кажется, что сам факт разговора на подобную тему будет достаточным доказательством для срочного помещения маленькой дивы в стационар психиатрической клиники. В чужих мирах не жалуют гостей. – Хотя я не исключаю того факта, что оно здесь попросту еще не открыто и находится в своеобразном анабиозе.

Юни тревожно смотрит на Бьякурана – да, он все тот же самоуверенный ублюдок с безмерно слащавой улыбкой на тонких губах. Ублюдок, из-за которого юная Джильо Неро столь опрометчиво разыграла ва-банк не в свою пользу. Всего одна роковая ошибка, один неуверенный шаг с излишней долей самонадеянности. Принцесса не сомневается – эта реальность не станет для бывшего босса Мильфиоре большим препятствием – лишь очередная пошаговая стратегия с заранее выстроенным сюжетом и пометкой "game over" на девственно-белых полях ежедневника. Юни не привыкла переоценивать своих соперников, хотя в данном случае Бьякуран скорее союзник для маленькой Химе, однако к самому Джессо приставка "пере" совершенно неприменима. Бьякуран – изысканное чудовище.

Тонкие пальцы цепко сжимают бледное запястье – Джильо Неро едва успевает отвлечься, чтобы, споткнувшись, вновь не уткнуться в спину некогда лидера носом. В каком-то роде она чувствует ностальгию или нечто, сходное по ощущениям с де-жа-вю – попав в сети босса Мильфиоре придется приложить массу усилий, чтобы вновь оказаться на воле. Юни кажется, что она запуталась во взаимоисключающих параграфах, однако она все еще слепо верит благоразумию Бьякурана, его умению интуитивно строить великолепные армии из дыма и пороха.

– Пожалуйста.. – Юни обрывает свою речь на полуслове, взгляд нервно скользит по разношерстной толпе – глаза выискивают несколько омраченные, с тенью стрессового равнодушия, лица охраны – людей, которые могут в одночасье вырвать Юни из цепких когтей прошлого, а самому Джессо устроить вполне ощутимую головомойку. Химе сквозь смазанную гуашь спешащей толпы видит высокие рослые фигуры в строгих черных костюмах – для японцев эти ребята больно рослые. Химе поджимает губы и отрицательно качает головой – авось заметят? – Отпусти меня, пожалуйста.

Юная дива выкручивает запястье, выскальзывая из хватки, и спешно цепляется за рукав Бьякурана, как ни в чем не бывало потягивая холодный клубничный коктейль – краем глаза девушка замечает как сизыми призраками тают в толпе силуэты приставленных к ней телохранителей. "Она никогда не оставит меня в покое, – мельком проносится в голове. – Сменить золотую клетку Мильфиоре на золотую клетку с микрофоном у Меган – ты столь предсказуема, моя дорогая."

Джессо тем временем спешно ведет маленькую принцессу по направлению к цветастым витринам детского магазина – на долю секунды Юни кажется, что среди розовых и пастельных тонов оформления то и дело мелькает пронзительно голубой волной густая копна чрезвычайно знакомых волос. "Блюбелл?" Юни сбавляет шаг, слегка хмурится – вероятно, Бьякуран оказался здесь один на один с русалочкой, иначе бы Кике или Закуро – любой из Венков точно бы не позволил голубоволосой Мальвине непринужденно сновать меж колоритных рядов детских игрушек, нарядов и совершенно уж футуристических игровых автоматов. "Выходит смертоносный букет отнюдь не столь сплочен, как мне некогда казалось…"

Опустевший пластиковый стаканчик с характерным гулким отзвуком отправляется в ближайшую урну при входе в отдел, а сама Химе как можно непринужденней перехватывает сумку и прячет нервно подрагивающие руки в карманы шорт.

– Я правильно понимаю, ты попал в этот мир без сопровождения? – Юни кажется, что она беседует с пустотой – Бьякуран вероятно даже не соизволит обернуться к своей маленькой пленнице-собеседнице, чтобы наградить ее бледно-ядовитой улыбкой по бескровным губам. В голове самой же девчонки стучится назойливой мухой об стекло сознания единственная мысль – Кагеши. Эти вездесущие японцы, из-за которых Меган удвоила охрану Лилии, эти вездесущие японцы, чей босс по хладнокровному цинизму и бледному подобию человечности вполне может дать фору самому Бьякурану. Юни одновременно тревожно и страшно любопытно – какой ход сделает белый ферзь, как обернет эту игру в своеобразный Выбор на грани – пан или пропал.

Джессо слишком горд и независим, чтобы склонить голову перед братоубийцей Шоу, но в то же время не настолько глуп, что бы сыграть против сильнейшей японской коски. Юни помнит льдистый оттенок глаз босса Кагеши – ледяная, настовая корка непробиваемой циничной ненависти, в каком-то роде мизантропии. Химе смахивает с памяти следы назойливого, удушающего превосходства и глубоко вздыхает – полной грудью, натягивая на бескровные губы очередную миловидную улыбку.